Учавствовать в конкурсах, а особенно за еду, как-то совсем несерьёзно. За что перья ломать? Вспомним первоисточники: "..То вам седло большое, ковёр и телевизор, В подарок сразу врУчат, а может быть, вручАт..." Где седло на пневмоподвеске, где телевизор с непосредственным впрыском? Возможно, фонарик с ножиком и звучат привлекательно, но еда здесь явно лишнее. Однако выпендриться охота, даже и за просто так.
Насколько я понимаю, излагать требуется о всяческих лишениях, в частности, о стеснённости в хлебе насущном. В достопамятные девяностые лишения были. Не то, чтобы был голод - тот самый, со вздутыми животами и прочими ужасностями, но приходилось здорово ограничиваться. В день у нашей юной семьи уходило две булки хлеба, а в холодильнике, сколько в него раз не заглядывай (вот же гадство!) всё так же сиротливо стояла трёхкилограммовая банка австралийского маргарина. Намажешь на хлеб, съешь с жиденьким чайком, снова заглянешь, а там всё без изменений. Благо, тот период был недлинным, а жене моей дан талант - сколь бы ни были малы доходы, какая-никакая еда в доме была.
Надо о ней сказать, что, мастерски маскируя известное женское коварство под искреннюю заботу, на заре нашей семейной жизни она как-то предложила научить меня варить борщ. Тут всякий поймёт, что это было не что иное, как затаённый подвох, замаскированное под добродетель вероломство! Не стану скромничать, и я сразу смекнул, что дело нечисто, а потому немедленно пресёк поползновения. С какой это стати мне запонадобилось подобное знание? Да ещё при умении худо-бедно жарить яишницу и картошку и варить макароны. Словом, компромиссом стало согласие научиться варить элементарный супчик из того, что найдётся под рукой. А то ишь ты - борщ!
Негоже наговаривать на жену, но сдержаться уже невозможно. При всех своих достоинствах, давай она мне выговаривать, чего это я сам не просыпаюсь утром, и надо меня вечно будить. Где-то слышал, и каждый меня поддержит, мол, у женщины волос долог, а ум короток. Ну что ты будешь делать, не ругать же её за это, она ж, в общем-то, не виновата. Поэтому терпеливо стал ей объяснять, что если бы я сам умел просыпаться утром, если б мой организм не мобилизовал все силы на игнорирование будильников, и способен пробуждаться только от интенсивного звуко-мускульного воздействия, то зачем бы мне, к примеру, и вовсе было бы жениться? А на глупый вопрос её, зачем я женился, чтобы её этим мучить, отвечал, мол, женился, чтобы не просыпать на работу, а то бы меня отовсюду давно бы выгнали, как злостного опоздальщика. Ведь всякий поймёт - зачем же иначе?! Дома будила меня матушка, в общаге вахтёрши, в армии специальные будильные дневальные. Это крест, моя драгоценность, его надо нести! Чуть позже таки крест она научилась сбагривать. Маленькая наша доня садилась на меня верхом, тряся и приговаривая: "Папа вставай, папа вставай, папа вставай..." Потрясающие способности, из неё выйдет замечательная жена! Ох-хо-хо, нелёгкая судьбина выпала дорогой моей супружнице, но, надеюсь, попривыкла она уже малость, может, уже и не сбежит...?
Из тех банкомаргариновых времён запомнился один эпизод. Закатился раз к нам в гости братишка. Тогда он уже съехал от нас обратно к матушке, ещё не собрался в самураи, а готовился в армию, но уже устроился на работу, и был вполне дееспособен. Он заглянул, тары-растабары, хорошо бы, говорит, чё-нить съесть. А у нас, ну, полный голяк, прям вот вовсе! "Да ладно, хоть чайку?" Чайку не было тоже. То, что бедность не порок, это беззастенчивая ложь! Бедность - это очень, очень стыдно! Мы были смущены и подавлены, а Дима, по старой памяти беззастенчиво обследовав пустые закрома, глубокомысленно мдакнув, обулся и ушёл. Оставалось обтекать обтекая. Через малое время он вернулся с киллограммовым пакетом заварки, какими-то кульками, и мы ели еду и пили чай, и даже чего-то несмело хихикали. Да, такое было, хотя это не было голодом.
Про голод рассказывала бабушка, вернее, не совсем о нём. Было не очень понятно, когда она говорила, что только приехав в тридцатые по вербовке на Дальний Восток, они вдоволь стали есть хлеба, и здесь у неё не умер ни один из сестёр и братьев. Они один за одним умирали на родине, в Астраханской области. Было не понятно, как это - вдоволь хлеба?! Что, хлеб один есть что ли, а как же всё остальное? Полно ж еды! Банка маргарина в холодильнике многими годами позже только на самую малость развеяла эту загадку. В войну, по её рассказам, тоже было не жирно, но, живя в рыбацкой деревне, они могли есть картошку и рыбу, сколько хочешь картошки и сколько хочешь рыбы. Тем и выкарабкались. Она до конца своей жизни, до девяноста двух, любила наварить отмоченной солёной горбуши с круглой картошкой, и нахваливала эту простую пищу. А ведь так себе еда, притом, что бабушка очень вкусно готовила и всякие разносолы.
Во времена наших продуктовых ужимок я до того наелся сублимированной лапши, что долго не мог смотреть на всю эту куксу. Раз, уже в период езды взад-назад, вздумалось поэкономить с какой-то радости, и спросил кого-то, как он на вкус, этот Доширак (тогда ещё Досирак). Собеседник удивлённо выпучил глаза, но я и в самом деле его ни разу не пробовал. Положил в машину ящик, и давай экономить. Вредность моя к еде воспета ещё в скифских легендах, и выглядело это, как форменное извращенчество. Половина собственно лапши сразу презентовалась "бурундучкам", пакетик с разноцветными стружками высыпался на бумажку, стружки тщательно отсортировывались. Коричневые, изображающие мясо (?), благосклонно оставлялись, белые и жёлтые безжалостно выбрасывались, зелёненькие по настроению. Ядовитой оранжевой хрени из другого пакетика сыпалось совсем чуть-чуть, всё заливалось кипятком, и получался такой стремноватенький супчик. Идея экономии разбилась о камень ненасыщенности и жуткой изжоги, а потому ящик остался недоеденным.
Изжога - бич странствующего едока. Второй раз я подцепил желтуху в армии, и проигрывал борьбу между ненавистью к "утке" и недержанием от четырёхлитрововой капельницы в сибирцевском госпитале. Майор-молдованин, начальник инфекционного отделения, потом учил, что теперь нельзя ни жирного, ни жареного, ни острого, потому как после третьей желтужи не выживают. Чёрта с два! По чуть-чуть можно всякого, а то зачем же жить в таких лишениях? Нет, культа денег и еды, согласно собственному самодовольному заблуждению, я лишён, но согласитесь, когда в кармане чуть звенит, а в желудке не урчит, жизнь намного приятнее! Поэтому к лешему экономию, пусть не баре, но и не за еду работаем, а оттого графа расходов "еда" в учёте заслуживает фиксации.
Перевозка еды - моя основная деятельность, редко когда в будке едет что-то несъедобное. Теперь жизнь стала скучнее, потому как всё лучше и лучше дорога, а ведь было время, когда отстоять в перемёте, наледи или каком другом говнище полсуток было нормальным явлением. Из дома всегда едешь с "домашними пирожками", на обратном пути заныриваешь в чифаньки, какие-то запасы всегда валяются по закромам, а то, что в будке всегда полно еды, совершенно не настраивает на тревогу о голодухе. Оттого рука никогда не дрогнет отдать своё разным "попаданцам", но до будошного доходило редкие разы. В будке чужое, а значит, вроде оно и есть, но его как бы и нет.
Иногда спрашивают: "Ты всё так же ходишь на Хабаровск за товаром?" Больные несчастные люди, чего на них обижаться? Ну какой дурак на Хабаровск пойдёт пешком шестьсот километров?! Это ж все ноги сотрёшь! Я ж ездию! Опять же зачем мне товар, это торгашам товар, а я езжу взад-назад, вожу ГРУЗ. Не надо мне товару, я ничего не покупаю и не продаю. Вот так им и отвечаю: "На хабаровск ездию за грузом, понятно?!" Но всё же, бывало, груз ел. Приедешь потом, конечно, скажешь - съел, мол, то и то, пожалуйста посчитайте. Надо сказать, мало кто считает, не жлобы, но сказать всё же нужно, а то нехорошо. Да, груз один раз ел, уж не помню, рассказывал уже наверное.
Была у меня раз развесёлая поездка. Начало марта, но ещё холодно. Сначала на погрузке отказалась запускаться русская военная "микуня", заводил её с эфира, чтобы будку греть. Потом на четырнадцатом километре гаишники, тусуя фактуры, очень намекали на чай-кофе-потанцуем, были с возмущением посрамлены, подозрительно быстро отстали. На посту тридцать четвёртого километра был остановлен, выяснилось, что все документы оставил у попрошаек на четырнадцатом. Вот ссукины дети! Поехал двадцать назад, отсыпал засранцам щедрой рукой из пачки разового кофе, забрал документы и двадцать вперёд - есть докуметы, нате, подавитесь! Встал чуть в сторонке, давай эфирить печку - ни в какую! Нас не проведёшь! Накачал лампу, вытащил свечу, густо напрыскал в дырку. Пуск. Пролившийся вниз из выхлопа бензин пыхнул, пространство между будкой и кабиной запылало. Твою дивизию! Огнетушитель в стойле под сиденьем, чуть со стулом вместе не сорвал! А он, зараза, пшикнул несколько секунд и затих!.
Набежали добрые люди, гаишники тоже снег кидали - не такие уж и засранцы. Потушили загоревшееся было ведро. Поехал дальше,чо. Я ж говорю, теперь дорога неинтересная, а тогда от Лидоги на семьдесят шестом знаменитая была наледь, с глубоченной канавой наискосок. Будка-то чуть не до потолка, с разгону не стал, пополз потихоньку, задним и вклеился. Дырк-пырк, ага, шутничок, самому никак! И никого всю ночь! Так-то в дороге мне жена не нужна, сам отчего-то просыпаюсь. Чует, видать, организм, когда можно косить, а когда нет. Приехал утром добрый человек, дёрнул как следует. Вытянул, но задний коренной возразил - сломался. Тогда ещё в продаже всяких-разных рессор не густо было, а с ипонской исторической родины заказывать было накладно, оттого за рессорами ходили к кузнецам. Молва была - тот вот нормально гнёт, а вот этот - так себе. Квалифицированно заявляю - всё брехня! И у того был, и у этого, и даже вон у вон того, никто геометрию соблюсти не умеет. Видать, одной кувалдой тут мало, надо ещё какие приспособы специальные.
А мне чего сильно переживать, ну, сломался и сломался, тут осталось-то всего километров триста, потихоньку дотелепаем. Потелепал. На девяносто седьмом, на ручье с фольклорным именем Куптурку (мне больше нравится с ударением на поледний слог) снова наледь, да такая живописная! Лёд, ямы в шахматном порядке с водой, да глубиной по колено, мосток с верхом накрыло, но пиломатериал всякий подручный валяется, не заповедная всё ж дорога. Досточки поподкладывал, прицелился в четыре глаза, пополз штурмовать. Понятное дело, палки вывернуло, передком в яму осел, как давай у меня руль в руках вращаться - не удержишь! Вылажу - а рессоры-то у меня от вон того, нормального кузнеца - у переднего коренного оба уха отломились. Костери кузнеца того, не костери, одни вороны только и слышат. Как выбираться? От рессоры до маслянного фильтра пару сантиметров, а прохладно, а ночью и за тридцать. Балка обломанная, вперёд нельзя, только назад, не то фильтра снесёт.
Ведрище само только буксовать умеет, и кто ж мог сомневаться, что первые приедут непременно спереди! Щас, говорят, тебя потянем, а то дорогу загородил. Нате, выкусите, только назад можно! Сколько-то часов постоять пришлось. Сзади джипы одни, да легковушки бестолковые, а у меня ж тонн двеннадцать, не меньше! Приехал КАМАЗ, сдёрнул без потери фильтров, оттащил в сторонку маленько. Письмо с СОСсом на родину, конечно, сразу отправил, да экземплярах в трёх-четырёх, иначе может не дойти. Везите, мол, рессору целую, тут и поменяем. Забегая вперёд, простоял на наледи той полтора суток, а печка в будке совсем сдохла, отчего грел лампой. Сунешься туда - еды полна коробочка, значит, можно жить!
Понадёргал столбиков придорожных на бруски, рессору разобрал. Народ навтречу прётся - за товаром, видать, идут!

Сочуствуют. Есть еда? Да есть пока. Ночью спать не дали. Правильно ваш сраный корешок Макаров говорит, люди - что хрен на блюде. Каждый, что твоя жена, в окошко долбится, вопросы задаёт глупые, да еду везти начали. А они ж тёмные, хоть и не виноваты, конечно - тащат все беляши да чебуреки. Вы чего, больные - у меня ж изжога, желтушные последствия, вы чего, молдаванина-майора не знаете? Борюсика запомнил. Стучится, сволОта, пакет суёт с дерьмом этим и лимонада пару бутылок. Тот-то вон сказал, что тебе еды привезти надо. Да не пошли бы вы все, доброхоты?! К утру у меня чебуреков-беляшей штук сорок, жрать охота, а оно всё несъедобное!
Подумаешь, у меня ж еды полная будка! Вот не знаю, чего я там вожу, но в тот раз убедился, что пожрать там не найдёшь! Полез, сзади гольные печеньки и вафли, давай копать - нету ни хрена! Тушёнка тяжёлая, понизу стоит, да впереди где-то, не выгружать же полбудки на дорогу. Откопал пива и каких-то сухариков. Еда-не еда, но хоть какое-то развлечение. Закалдырил малость, полегчало. Ночью приехали Костян с Игорьком, рессору привезли. "Есть еда?" "Полно, бип!" У Игорёни нашлась очаровательная куриная ножка, все беляши за неё отдал, ох, и вкуснятина! Рессору тут же ночью и собрал, наледь проскочил, домой приехал.
А за еду всё равно я не согласен! Седло охота! Или телевизор!